Раб в моем номере

У каждого жилища есть свой запах – неповторимый, особенный. Кому-то дома пахнет пирожками, кому-то уютом, а кому-то морем. Я предпочитала большую часть своей жизни проводить в гостиницах, а в номерах всегда один запах – освежителя воздуха. Вот и сейчас я открыла дверь своего номера и вдохнула в легкие аромат сосновой свежести – назойливый до тошноты. Я сразу швырнула сумку с одеждой на кровать и раздвинула занавески на огромном окне, которое было заляпано после дождя. Вид был просто потрясающий: спящий зимний сад, застывшие фонтаны, и жирный рыжий кот, который гонялся за воробьем.

По тропинке то и дело ходили туда-сюда влюбленные пары – совсем скоро день влюбленных. Я предполагала, что снять номер в этом отеле будет проблематично накануне праздника, но мне повезло, и командировка моя состоялась. Я налила в бокал для содовой немного вина из мини-бара и разместилась на подоконнике, все еще жадно рассматривая постояльцев этого тайного гостиничного мира. Я приехала не одна. В виде багажа у меня был мой молодой сотрудник – помощник. Ему было всего лишь девятнадцать, он был очень болтливым и милым, да и внешностью его не обделила природа. Правда, толку от такого специалиста, как от козла молока.

Работала я в одной из крупнейших юридических фирм и была адвокатом по семейным делам – разводы, алименты, усыновление, опека. Отношения… Я так от них устала. Мне хотелось порой сказать очередному клиенту, что поздно пить «Боржоми» и сетовать на мужа, который не платит алименты на ребенка, а сам разъезжает на иномарке. Дескать, смотреть надо было, какого человека выбираешь для жизни и для сердца. Казалось бы, мой юный помощник должен был облегчить мне бумажную работу, но ее становилось только больше. Он любил делать ошибки, почему-то со мной всегда терялся, не понимая, что происходит и чего от него хотят.

Вспомнила я о нем неспроста. Он как раз вышел из своего номера и закурил – внутри гостиницы запрещалось курить. Его сигарета медленно тлела в тонких пальцах, он, скорее, размышлял, чем поглощал никотин в свои легкие. Если бы не приказ свыше, я бы никогда не взяла его с собой. А так… скромный сынишка богатого дяденьки. Странно, что он не разъезжал на кабриолете и не говорил со мной на «ты», а все время так учтиво на «Вы» и с неким стеснением, будто, я могла раздавить его, размазать, как насекомое, тапком.

Наши взгляды встретились. Он немного замялся, а потом направился к моему номеру, проходя через зимний сад. Я лишь мимолетно улыбнулась, допивая дурманящее белое вино из неподходящей тары.

Время шло, а он не стучал. Я даже начала думать, что он не ко мне направлялся, или вовсе растворился где-то по дороге, но прошло еще десять минут, и парень все-таки постучался. Это было слишком тихо, словно, он стучался в окно к замужней любовнице.

«Твоя очередь ждать», – подумала я.

Мне хотелось испытать его, выяснить, выстоит ли он или сразу уйдет, поджимая хвост. Я никогда не любила слабохарактерных подстилок, которые даже своих желаний бояться. Ими не интересно было управлять, то же самое, что отобрать сломанную куклу у сестры и вернуть ее еще в худшем состоянии: не будет слез или обид. Так и здесь. Я налила новую порцию вина и стала смаковать не только напитком, но и мыслями о сотруднике.

«Все еще ждешь? Нет, ты ушел, ибо бесхребетная сопливая тупица», – новые мысли не давали мне покоя.

Я соскочила с подоконника, и, цокая каблуками, подошла к двери. Моя рука легко легла на ручку, секунда ожидания, и я открыла дверь.

«Вы только посмотрите, этот придурок все еще ждет!» – саркастичная улыбка вырисовалась на моем лице.

– Засранец бестолковый, я тебя разве звала? Может, звонила и приглашала к себе в номер? – спрашиваю с издевкой в голосе.

Моя жертва мнется, но глаз с меня не сводит, поразительное сочетание стеснения и бестактности.

– Я это… просто хотел позвать Вас на завтрак…

Заседание суда завтра, а он уже сегодня весь разодетый с иголочки: пиджак, светлая рубашка, дорогущий узорчатый галстук, начищенные туфли. Я нагло рассматриваю его с головы до ног, представляя, каким бы он мог быть без всей этой мишуры, лишь в одном ошейнике.

– Ты голоден? – спокойно спрашиваю я, все еще не позволяя своему подчиненному зайти в мой номер.

– Не знаю, – кратко отвечает потенциальная подстилка для моих ножек.

Его неуверенность начинает меня напрягать. Я делаю шаг вперед, накручиваю галстук на свою руку и тяну сотрудника прямо на себя, чтобы удавка впилась в его шею, причиняя неудобства.

– Ты никогда ничего не знаешь, как ты вообще университет закончил, тупоголовый? Хоть для чего-то сегодня сгодишься.

Я захлопываю за собой дверь, все еще грубо дергая за галстук и направляя его по своим апартаментам прямо к кровати. Одним толчком заставляю сотрудника попятиться и приземлиться пятой точкой на мягкий матрас.

– Давай-ка, тварь, установим с тобой правила: не помогаешь мне в работе – отрабатываешь свои косяки языком и тощей задницей.

Я ставлю свою кожаную туфельку прямо ему на член и яйца, все еще контролируя каждый вздох своей жертвы. Его зовут Никита. Или, как ласково называют его коллеги женского пола, Никитос. Но разве у такой подстилки может быть имя? Я тяну за край рубашки, отчего пуговицы вылетают и усеивают деревянный пол. Из кармана пиджака я достаю малиновый маркер, которым обычно делаю пометки в ежедневнике, и пишу на накаченном торсе его новое имя: «Шлюшка». В конце дорисовываю сердечко и смеюсь, любуясь своим шедевром. Моя новая вещь шокирована. У него, словно, дар речи пропал, а глаза стали шальными, с пять копеек. Он смотрит на меня испуганно, ошарашено, но под натиском ноги, я чувствую, как его маленький член наливается кровью и твердеет.

– Отпусти… те, – наконец выдавил скудные слова и схватился свободной рукой за собственный галстук. – Вы ненормальная!

Сопротивление. Как мне это нравилось раньше в таких же непокорных суках из прошлого. Он протестовал против того, что ему нравилось, и виноватой делал меня. И я отпустила: действительно перестала держать. Моя нога грациозно стала на пол, с руки соскользнул шелковый галстук.

– Уходи, сучка, но переступив порог, ты больше никогда не получишь моего внимания. Никогда!

Я отступила, отошла в другой угол комнаты и присела на кресло, складываю ногу на ногу, в ожидании его действий. Он ломался, как малолетняя целка, которая боялась боли и гнева родителей, но так хотела попробовать.

– Мне страшно, – наконец мой подчиненный нарушил гробовую тишину и сознался в слабости.

– Ползи, блядина, ко мне на четвереньках и сними с меня трусики – теперь ты будешь их носить.

В этот вечер я была уверена лишь в том, что поутру мой номер будет пахнуть развратом и мучениями моей новой игрушки, а никак не сосновой рощей.

«Я накажу тебя удовольствием. Твоя Госпожа…»

В жизни у каждого подчиняющегося есть пару секунд, в которые он испытывает особый прилив блаженства – трепет фибр души. Это не финал с брызгами спермы на ножку Верха, не пик возбуждения, не поощрение Мастера… Это момент, когда Госпожа открывает дверь…

Это было самое долгое судебное разбирательство из всех, в которых мне доводилось участвовать ранее: всплыли новые факты, защита была разбита на осколки, а моя стойкость пошатнулась. Впервые я не знала, как выйти из ситуации, но больше всего меня напрягал тот факт, что придется остаться в гостинице еще на три дополнительных дня. Но все эти проблемы были пустяками, по сравнению с проблемами моей любимой сучки во время нашей командировки.

Я легонько толкнула дверь, вставила пластиковый ключ в ячейку и включила свет. Комната сразу ожила: заработал кондиционер, темнота мягко отступила, прячась в тени предметов, а его мычание вытиснило тишину и стало особо яростным, с манящим привкусом. Он слышал только медленные шаги, которые приглушали мысли: цок-цок-цок – ритм каблуков по деревянному полу капал на его далеко не стальные нервы. Томная походка, как у кошки, совсем без инициативы, словно, его и не было в комнате – очередное наказание для игрушки. Миг встречи был так близок и так желанен, но я ведь могла и не войти в комнату – передумать и уйти, оставляя свою жертву в полном крахе своих надежд. Но этот запах… манящий дурман его тела.

«Что же ты сейчас чувствуешь, бесценная вещь?» – подумала я, показываясь ему на глаза.

Моя игрушка была прикована к батарее наручниками, руки до локтей были завязаны жесткой льняной веревкой, на ногах блестели стальные кандалы. При его безуспешных попытках пошевелиться цепочка поножей приятно стучала по полу. От красного кляпа стекала струйка слюны: весь его подбородок был мокрым, а пухлые сладкие губы скукожились. Моя вещь выглядела так жалостно, что я даже почувствовала, что перегнула палку и жертва думает не обо мне, а о том, как со скандалом уйти, хлопая дверью передо мной. Подобные мысли лишь разожгли во мне желание наказать… еще сильнее унизить, выжать до последней капли и насладиться.

«Надеюсь, бестолковая мразь, ты так измучился, как никогда ранее», – я не смогла сдержать ироничную улыбку, которая всегда добавляла моему образу стервозности и опасности.

Подойдя ближе к своему помощнику, я поставила на его яйца носок туфли, уверенно надавливая на них ножкой. На его груди без дела лежала цепочка от зажима и дабы исправить ситуацию, я обхватила ее пальчиками и стала тянуть на себя, заставляя любимую игрушку кривиться от невыносимой боли. О, да… от его страданий я сразу возбудилась, мои трусики стали противно липнуть к киске, а грудь налилась. Я еле сдерживалась, чтобы не развязать вещь и не усесться на его лицо, пачкая щеки и губы своими соками. Перед глазами вырисовалась сцена, в которой я двигала бедрами, заставляя Никиту старательнее работать языком, при этом оставляя на его лице царапины от ногтей. От собственной фантазии мне стало тяжело дышать, вожделение прокатилось волной по низу живота… Ох, сладкая жертва была лишь в полу шаге от меня.

– Блядина! Я тебя просила подготовить все материалы дела? – я еще сильнее натянула зажимы, подняла его голову свободной рукой и заставила смотреть прямо мне в глаза. – Из-за твоей бестактности мы проиграем дело! Подстилка, у нас какой был уговор? Жалкое создание, тряпка…

Я сняла с него кляп, отшвыривая в сторону, и тут же ударила его ладошкой по щеке так сильно, что колкая боль перешла на мою кисть. Он так и не поднял головы, застыл в висячем состоянии – его силы были на исходе. Я знала, что каждая мышца его красивых рук ноет из-за того положения, в котором я его оставила. Судороги отдавали пропорционально во все тело, но он не молил о пощаде. Всего месяц назад мой помощник стал моим партнером: до сих пор не сломался, всеми силами пытаясь удержаться в роли покорного раба.

– Простите, моя Госпожа. Я подвел Вас и готов принять любое наказание.

Каждое его слово было наполнено томными вздохами, словно за последние несколько дней ему, наконец, позволили вдохнуть чистый воздух полной грудью. Хотя я прекрасно понимала, что он с последних сил пытается бороться со своей гордостью и эта битва отнимает куда больше сил, чем противостояние сильной боли. Все же он был будущим наследником среднего бизнеса, был красив и сложен, в нем кипела кровь. Про таких парней говорят: «Кровь с молоком». Ему было тяжело всецело подчиниться мне, хоть он и хотел ощущать, как я контролирую каждый его шаг, каждый вздох, каждое волнение. Для него это было в новинку, и внутренний голос просил: «Уйди, брось ее».

Я со всей нежностью развязала его руки и сняла наручники, прекращая пытки. Губами я стала целовать красные следы, которые обещали не скоро сойти с его кожи. После каждого поцелуя моя игрушка вздрагивала от боли и наслаждения, боясь того, что сейчас я прекращу притрагиваться к нему и начнется новое испытание. Вверх по руке я поднялась губами к шее и стала кусать его кожу, оставляя синяки от зубов.

– Конечно, примешь наказание, дешевая сучка. Ты еще очень долго будешь жалеть о том, что подвел меня, – сладко простонала в ушко я.

С шеи я сорвала длинную подвеску на цепочке, которую носила на груди с самого утра – катетер для уретры – опасный инструмент в неопытных руках. Никто и не догадывался, что я ношу на себе атрибут, которым собираюсь доводить Никиту до боли, страха, кайфа, унизительных просьб – и это очень забавляло меня. Даже моя жертва не понимала ничего, пока я не ухватилась руками за его член и не капнула смазки на самый кончик. Его глаза расширились, мурашки побежали по всему телу, а напряжение в мышцах невероятно зашкаливало. Он впал в ступор, в то состояние, в котором не знаешь, как избежать неизбежного и какие действия стоит предпринять. Кажется, его глаза никак не могли оторваться от моей подвески, а дыхание просто остановилось: лишь бешеный ритм сердца, отдающий в ушах.

– Сучка, расслабься, – приказала я, пальцами массируя его мошонку.

Ему пришлось довериться мне еще тогда, когда я впервые заставила его ползать на коленях, ходить с унизительными надписями на теле и принимать горькие пилюли ревности от моих измен и безразличия. Дорога назад была закрыта, как и наш номер – прочувствовав однажды смешанные чувства уже невозможно соскочить, стирая ластиком познанный опыт.

– Прошу, Госпожа, не надо… – еле выдавил он, чуть ли не хватая меня за руку с катетером.

Я перешла на ствол его твердой плоти, чувствуя сильную пульсацию от которой захотелось ощутить Никиту в себе, разделяя удовольствие на два, но он был лишь подстилкой, не достойной даже моего внимания. Я стала водить подушечками пальцев по коже, не сводя с его глаз своего взгляда. Вещь в моих руках трепетала, дрожала, ощущая все грани страха, наслаждения и душевных мучений.

Кончиком катетера я провела по дырочке, вмокнула в смазку, которая растеклась по головке и стала медленно вводить в уретру, вытаскивая ее через каждый пройденный сантиметр. Мой низ расслабился, хотя по его испарине на лбу я сразу поняла о том, как боль изысканно переплетается с удовольствием, впиваясь шипами в его стойкость. Я не останавливалась, продолжая ласкать его член свободной рукой и двигать девайсом с такой осторожностью, на которую я только способна.

– Тебе нравится, шлюшка? – невзначай поинтересовалась я.

– Моя Госпожа… – его стоны были лучшей наградой.

Когда я почувствовала, что яйца моей игрушки напряжены, а член становится то мягким от боли, то твердеет от моих прикосновений, я вытащила катетер, продолжая уже быстрее двигать рукой, пока поток горячей спермы не заляпал рельефную грудь Никиты. Кончиком пальчика я провела по следам спермы на его теле и облизала его, оставляя на губах кисло-сладкий вкус своей жертвы.

– Я заставлю тебя кончать каждый час на протяжении всей ночи, пока ты не станешь ползать в моих ногах и молить о пощаде, похотливая шлюшка.

Я кинула на пол ключи от его кандалов, и пальцем поманила за собой в душ…

Ночь… как же коротка ты бываешь…

(c) Стелла Ланг